— Отношения между Жуаном и Лепорелло традиционно рассматриваются в разрезе динамики «хозяин – слуга». Но можно ли утверждать, что один – просто недостающая деталь другого?
Р. К.: Дону Жуану обязательно нужен служка, который жаждал бы оказаться на месте своего господина, пусть даже в виде его жалкой копии. Их отношения хорошо характеризует сцена либретто с масками и двойниками – типичная для театров той эпохи. И хотя связь Лепорелло со своим хозяином вовсе не означает, что он принимает непосредственное участие в преступлениях последнего, Лепорелло по сути выступает в качестве его алиби. В сцене, когда в адрес Дона Жуана несутся обвинения со стороны героев, тот просто прикрывается Лепорелло словно щитом. Это точно отмечает Пьер-Жан Жув в своей книге об опере: Лепорелло достается самая грязная работа – прятать содержимое хозяйских ночных горшков.
— Персонажа Дона Оттавио отличает крайне возвышенный лексикон, отсылающий прямиком к драмам Метастазио. Складывается такое чувство, словно он ошибочно оказался в этом сюжете – в его «задачи» входит внушить зрителю ощущение неуместности. Почему вы показываете его постоянно меняющим одежды, сопровождающих его людей и животных – какой смысл искать в этом зрителю?
Р. К.: Оттавио – антигерой, крайне необходимый повествованию, потому что на его фоне сразу становится заметна «инаковость» Дона Жуана. Как один из немногих персонажей оперы, сохранивших какую-то степени искренности, Дон Оттавио накрепко связан своими моральными принципами. Он – символ нашей общей заурядности, стремления ко всему безопасному, безвредному, нашей приспособляемости ко времени, социальным нормам, но также и прямоты наших чувств.
Дон Оттавио рассказывает о серии героических поступков, в которых он никогда не примет участие, хотя бы по причине собственной неспособности к действию, страха перед любой конфронтацией. Ему неизвестно, что такое страдать от голода или холода. Свою изящную манеру говорить он приобрел из книг. Его одежда, сопровождающие его странные объекты – все это, чтобы вызвать у нас мысли о причудливых мирах и невероятных приключениях и, в конечном итоге, произвести на нас и Донну Анну незабываемое впечатление. Отчасти он – тоже ребенок, но ребенок, который не понимает, что происходит вокруг. Поэтому он оказывается неспособен понять истинную причину действий его возлюбленной. В каком-то смысле для меня он – фигура крайне трогательная.
— Донна Анна, Донна Эльвира и Церлина – три женщины, у каждой свой путь, каждая с собственной внутренней динамикой. Но всех их объединяет неспособность, невозможность соединиться с тем, чего они желают. Их цели постоянно ускользают от них...
Р. К.: Три женских персонажа оперы – три различные эмоциональные вселенные. Донна Анна – аристократка, олицетворение недосягаемого объекта желания. Завладеть ею – означает убить, совершить преступление. Язык, на котором она говорит, жесты, которыми изъясняется – всё это от трагической героини. Она персонаж, которому есть что сказать, но и есть о чем умолчать. Сокрытое – ее желания по отношению к Дону Жуану – отбрасывает тень на все ее отношения с будущим супругом. Оговорка, ускользающая из-под ее внимания в дуэте Fuggi, crudele, fuggi, когда она по ошибке называет «жестоким» Дона Оттавио, а не Дона Жуана – настораживающий сигнал.
Донна Эльвира – сама честность, чей голос всегда выдает ее истинные эмоции – смятение, неприкаянность. Для меня она всегда была фигурой матери, олицетворением семьи, основы общества. Дон Жуан не может скрыть своего ужаса, когда натыкается на нее во второй раз, словно Донна Эльвира неминуемо означает для него человеческий контакт. Он – единственное существо своего мира, а Эльвира напоминает Жуану о том, что он может оказаться отцом чьего-то ребенка, и это пугает его. В его случае любовь – это чувство разделяющее, уничтожающее, убивающее, а не то, что сближает.
Наконец, Церлина. Тело как объект, тело, которое существует, чтобы им обладали. Дон Жуан с первого взгляда определяет ее как «свою собственность», прямо во время ее свадьбы. У Церлины два лица, олицетворение противоречия vorrei – non vorrei, «я хотела бы – я не хотела бы», безразличие, столь типичное для эротизма в его чистой форме. Чувственность Церлины объединяет в себе желание с жаждой социальной эмансипации. С другой стороны, прибытие Жуана в крестьянскую коммуну сразу же повышает темный градус излучаемого им давления – образ темной повозки, грозно нависающей над сценой. Что-то мгновенно надламывается в свадебных празднествах на самом примитивном уровне, словно рвутся связи с природой. Присутствие «господина», одним махом руки определяющего Церлину как свою собственность, словно соблазнительный фрукт с прилавка, превращает крестьян в слуг, а яблоки – в рыночный товар. На этом фоне происходит бунт Мазетто – немыслимый сюжет, учитывая, что опера была написана в 1787 году – момент, когда Третье Сословие своего рода пробуждается политически.
