— Какие, по-твоему, основные отличия оперы от кино и от визуального искусства?
— Самое существенное –– в кино ты всегда в полном контроле над сценарием. Ты контролируешь каждую секунду звуковой дорожки, решаешь, когда музыка звучит, а когда стихает. Смена ракурса всегда помогает тебе настроить будущего зрителя на нужный лад. В опере перед тобой огромная сцена, и у тебя крайне мало рычагов влияния на фокус зрителя. Кроме, разве что, с помощью света.
Вообще мне кажется, опера вынуждена сражаться с куда более значительными ограничениями, чем визуальное искусство или кино. Музыка и либретто уже написаны несколько столетий назад, так что ты уже ничего не можешь поделать в плане развития сюжета и порядка сцен. Поэтому главная задача режиссера –– найти оригинальную интерпретацию происходящего и придумать новые решения для декораций, костюмов, хореографии. Но признаюсь, я наслаждаюсь процессом, невзирая на эти рамки –– а может, даже и благодаря им. Я родилась и выросла в Иране, где все общество опутано такой колючей проволокой авторитаризма, что ты учишься творить даже в таких условиях. Может показаться смешным, но чем больше у тебя ограничений, тем легче тебе найти свободу и вдохновение в своем творчестве. Для меня это всегда работало именно так.
В Зальцбурге мы делаем в высшей степени стилизованную «Аиду». Это относится и к хореографии, и к пластике артистов –– главных солистов, миманса, хора –– вообще всех. И я чувствую, что позволяю своему творческому началу развернуться здесь в полной мере. В храмовой сцене первого акта мы выводим на сцену верховную жрицу с мечом, и ее сопровождают хористки в костюмах служителей храма, хотя традиционно в «Аиде» женские хоровые номера исполняются из-за сцены. Но я принципиально хотела, чтобы эти женщины «от бога» вместе с мужчинами участвовали в этой ужасной церемонии подготовки к войне.
Еще я очень хотела бы, чтобы зритель воспринимал эту постановку как эксперимент, который проводит визуальный художник над малознакомым ему жанром. Художник, чей родной язык далек от языка оперы, и который, тем не менее, жаждет исследовать эту форму искусства, и что его «неопытность» может сыграть ему на руку и привнести новый взгляд на застывшую во времени работу.